Это даже легче - притворяться кем-то другим и верить в это, когда ты совершенно пуста. Роль заполняет её до краёв, плещется, едва держась на натяжении жидкости от того чтобы разлиться за пределы сцены, звучит искренностью в строках песен; она хороша в том чтобы быть кем-то другим, её хвалят и близкие, и посторонние, то ли игнорируя, то ли искренне не замечая как за кулисами пустеют её наполненные чужими жизнями глаза. Ей достаточно и этого.

Вежливых улыбок коллегам, ярких огней сцены, цветов редких поклонников, второстепенных ролей и усталых вечеров после в кругу своей и чужой семьи. Ходящих по кругу дней, одинаковых и разных, обычных и не очень, так похожих на жизнь «до», но имеющих совершенно другой, ещё более горький привкус на языке.

Во время очередного выступления Мария ловит взглядом знакомую фигуру на балкончике - стекающая по губам кровь, звон в ушах, разрывающие её изнутри пальцы - и замирает, вовремя не вступив со своей репликой. Это пугает её сильнее чужого присутствия и она исправляется, оставляя это незримое присутствие на потом, но перед глазами всё равно стоит суровое пересечённое шрамом лицо, пока сцену не скрывает портьера.

Они давно не виделись. Мария не скучала.

Разбитый нос, сотрясение мозга, воспаление половых органов, обширные гематомы - живот, шея, запястья, - ссадины и ушибы, лёгкое повреждение голосовых связок - все последствия их свидания Катерина подарила ей с такой лёгкостью, как букет цветов. Стоит снова начать прокручивать в голове все процедуры и таблетки и появится ощущение что какие-то детали и появившиеся после нападения проблемы со здоровьем были упущены - Дима помогает следить за приёмами, отвозит и забирает её из больниц и с работы, пытается произносить слова поддержки в ответ на обезличенную, застывшую на лице Марии вымученную, как он знал, улыбку; иногда она задаётся вопросом когда он успевает работать и жить сам, но на самом деле ей не слишком-то интересно и даже не то чтобы важно его присутствие. Её не охватывает страх и паника, не сковывает чувство вины или стыд, но безразличие своими холодными склизкими щупальцами забирается в самые глубины - жизнь по инерции, от одного превращения до другого, становится новой повседневностью.

Роль в крупной адаптации, ставшая новогодним подарком матери, ускользает из рук Марии - её вежливо просят забыть об этом предложении словно его и не было, не решаясь даже поднять взгляд на обезображенное лицо. Она куда сильнее удивляется целости своих рёбер после всех ударов, чем такому исходу, понимая что даже без этого не будет в состоянии приступить к репетициям в срок; и хотя голос, слегка повреждённый удушением и перенапряжённый ею сразу после этого пением в туалете, вскоре восстановился, двигаться ей было тяжело ещё долго, не говоря уже о нелицеприятной увитой синяками картине на её физиономии.

Марии синяки и кровоподтёки почти нравились - медленно выцветающие, они стали внешним свидетельством того, что она постепенно приходит в норму; покрытые слоем косметики, маскирующей её боль, напоминали о неизменном материнском разочаровании. Та отводила глаза и не хотела видеть её разбитой, не всегда понимала, а иногда даже не пыталась, но к радости Марии, не оставила её в этой боли в одиночку, оказав и сопровождение, и поддержку на всём долгом утомительном пути разборок с полицией, так ни к чему и не приведших. В какой-то момент даже предлагала нанять ей телохранителя. Мария отшутилась - у неё уже есть ходящий за ней хвостиком Дмитрий.

Ни он, ни семья не знали, что Катерина всё ещё была поблизости и продолжала посещать её постановки. Им и не стоило. Нечаянное пересечение взглядов пробудило в Марии нечто невнятное, не оформившееся как желание мести, но определённо ставшее желанием не отпускать. Пара просьб и договорённостей привели её к информации: Катерина уже не в первый раз посещала её выступления, делая это с завидной регулярностью преданной фанатки, не иначе - и когда в следующий раз она показалась бы в стенах театра... нет, её не ждала бы ни охрана, ни полиция, только её знакомые, услужливо согласившиеся передать - из раза в раз - просьбу Марии Литвиновой посетить её за кулисами после выступления.

Катерина не приходит. Мария ищет её взглядом в зале, узнаёт постфактум что где-то среди рядов она всё же была, и почему-то не сдаётся, продолжая просить привести её к ней и пытаясь отыскать новые уловки, чтобы заманить её в гримёрную - зачем? - хотя бы просто спросить, зачем она приходит, если до сих пор не попыталась причинить ей боль снова. Была ли это насмешка человека, которого не смогли поймать правоохранительные органы? Возможно. В таком случае тот факт, что в один день она всё же появляется за кулисами, был для неё чертовски опасен.

Дверь гримёрной за спиной Марии закрывается. Только-только закончилось выступление, театр полон жизни, вокруг полно людей - она знает, что если закричит здесь, её услышат. Она проверяла. И всё же на Катерину, устроившуюся на дальнем диване напротив двери, она смотрит молча и как-то невпечатлённо, без удивления, словно её появление было всего лишь делом времени; наверное, она слишком долго ждала и уже смирилась, что ничего не получится. Наверное, у неё не было повода ни радоваться, ни расстраиваться тому, что у неё получилось. Едва ли она чувствует хоть что-нибудь; она не планировала встречу, не представляла что ей скажет, предпочитала импровизировать, доверяя себе и своим решениям.

На язык почти ложится иррациональное желание поблагодарить - за все те дни, когда мама отменяла все свои дела и проводила их с ней, за семейные вечера фильмов, когда ей в качестве жалости и исключения позволяли, как в детстве, уснуть, положив голову ей на колени, за все те вещи, которые она могла услышать в ответ на неудачу с ролью, но которые так и остались невысказанными; за то как рушилась её жизнь, оставляя свободное пространство для постройки чего-то нового.

Звучит глупо и жалко. Всё хорошее, что принесли её действия - не намерения и не заслуга Катерины, в конце концов.

- Добрый вечер. Это тебе, - она вежливо улыбается, кивает на цветы в её руках, подаренные ей минут десять назад каким-то щуплым пацанёнком, и непринуждённо подходит ближе. Стоило бы поставить в вазу с водой, чтобы хоть немного облегчить и в то же время продлить цветочную агонию, но это уже не на её совести. Красивая упаковочная бумага шелестит в пальцах. Она держит себя в руках, не выказывает ни капли страха или волнения, может, разве что глаза немного мёртвые, но откуда ж Катерине знать какими они должны быть? Синяки сошли, а покой не воцарился; она снова была красивой, но так и не узнала каково это быть целой. - Ты так долго избегала встречи. Я думала ты снова не придёшь и они пропадут.

У Марии беспокойный ум и хрупкие кости, быть может в следующий раз Катерина всё же пустит по её рёбрам паутину трещин - она ждёт удара и сейчас, в любой момент готовая сорваться и обратиться в форму, куда более способную себя защитить при необходимости. Это успокаивает и становится решающим аргументом в мысленном споре стоило ли её сюда приглашать - да. Да, теперь она могла себе это позволить, освоившись и со своей силой, и с мыслью о том, что она не так беззащитна, как привыкла о себе думать. Может быть, это ещё одна причина желания снова столкнуться с Катериной лицом к лицу, чтобы убедиться в этом, если всё плохо кончится.

Ей и самой интересно почему. Мария расслабленно прикрывает глаза, напоследок вдыхает цветочный аромат, зарываясь лицом в пушистые на вид гортензии, и наконец протягивает букет устроившейся на диване Катерине. Свобоной рукой зябко придерживает на плечах полупрозрачную шифоновую накидку.

- Что заставило тебя передумать?

Подпись автора

Справедливая, но даже немного обидная причина. И это всё?

Марии хочется спросить, не проще ли было перестать регулярно захаживать в театр, где она работает, если ей так надоело излишнее внимание, вместо того чтобы ему поддаваться, но это может подождать, реагировать на чужое недовольство кажется неуместным. Чёткого плана, может, у неё и не было, но в памяти уже всплывали вещи, которыми она хотела поинтересоваться, оставалось только плавно и не очень к ним подвести.

Да и вручить букет в конце концов. Что она, не собирается принимать такие роскошные цветы?

- Я не угадала, тебе не нравятся? Могу принести другие в следующий раз, - настойчивость в том, что это действительно её подарок, желание позаботиться и ненавязчивое приглашение прийти к ней снова. Марии плевать, если даже Катерина лично видела момент вручения ей букета, врёт она не моргнув и глазом. С таким же успехом она соврёт, что подаривший его мальчишка всего лишь курьер, даже если ничто не выдавало в нём работника подобных служб. - Какие ты любишь?

Всё это время Мария ждёт, вытянув вперёд злосчастные цветы, но в Катерине, казалось, ни единый мускул не шевельнулся к ним навстречу. Можно было положить их рядом. Бросить ей на колени. Придумать что-нибудь ещё, игнорируя тот факт, что их явно не хотят принимать. Наверное, это было бы глупо, точно так же как глупо Мария чувствовала себя сейчас. В конце концов, с «я оставлю их здесь для тебя», она отходит, чтобы всё-таки поставить их в уже предусмотрительно наполненную водой вазу, а, разобравшись с цветами, оборачивается вновь к Катерине.

- Я хотела поговорить. Ты мне не поверишь, но я на тебя не злюсь, - с надеждой не услышать предложение помощи, Мария с трудом пододвигает от стены увесистое кресло - в руках хрупкой девушки поддаётся тяжело, - ножки неприятно скрипят по полу, наверняка оставят следы, но, в общем-то, плевать, это всего несколько секунд. Кресло встаёт ровно напротив дивана, где расположилась Катерина. Можно было ограничиться стулом, но тогда она не смогла бы так вальяжно устроиться и удобно откинуться назад, на мягкую спинку, когда присаживается в него и зеркально закидывает одну ногу на другую. Разрез платья обнажает коленку и длинные стройные ноги, не скрытые на этот раз чулками. Мария расслабленно покачивает носком туфли в воздухе. - Тебе здесь ничего не угрожает, иначе охрана скрутила бы тебя ещё на входе. Мне просто хотелось посмотреть тебе в глаза...

Она и правда это делает - рассматривает лицо, взгляд обводит кромку шрама, где он переходил в чистую, не повреждённую кожу, спотыкается о губы, которые почему-то не улыбаются на этот раз, и, наконец, останавливается на глазах, словно Мария не решалась заглянуть в них сразу. В их первую встречу она назвала её симпатичной, сейчас - сказала бы, что она, не считая всё того же шрама, довольно обычная, ничего выдающегося, чтобы так часто ей сниться.

- ...узнать как ты, - достаточно доброжелательно? Наверное, да. Мария даже не врёт, но и не конкретизирует, что наиболее ей интересны всего два вопроса, вытекающие из её размышлений о произошедшем. Не каждый человек способен на жестокость. Ещё меньше тех, кто подойдёт к ней сознательно, с холодной головой и планом, а после ещё и сумеет каким-то необъяснимым образом избежать наказания. Ей было любопытно, как же так получилось, что именно Катерина стала таким человеком, способным на прямолинейную, лишённую изысков жестокость, и что именно она чувствует теперь, когда всё произошло и ей приходится с этим жить. Мария не питает наивных надежд на то, что её мучительница раскается, или что вовсе испытывает хоть толику чувства вины или сочувствия к своей жертве - скорее, ей любопытно, чувствует ли она удовлетворение. Понравилось ли ей и не выходит ли это из головы Катерины точно так же, как и из её собственной.

Ощутит ли Мария нечто подобное, если однажды решится и сможет свершить месть над ней сама?

- Как ты говорила... «Я не хочу тебя больше видеть»? Меня удивило, что при этом ты приходила посмотреть на мои выступления. Стало любопытно почему ты передумала и кого я там снова, - она шутит, пытается забавляться с собственных слов, но где-то здесь её всё же внутренне передёргивает - всего секундная заминка, но Марии не нравится и она. - «Отымела», что привлекла твоё внимание. От меня оказывается столько людей пострадало, а я и не в курсе.

Или что там говорили все эти любители перемыть и обглодать ей кости?

Подпись автора

Ничего не меняется, как и всегда, но Марии дурно - в памяти звучит собственный голос, протяжными стонами сигнализирующий без всяких слов о тех странных ощущениях, что Катерина смогла ей подарить в ту ночь. Прикасаться к себе с тех пор стало почти противно, и только задерживаясь в душе, как она и мечтала, докрасна натирая кожу жёсткой мочалкой до боли, ей становилось ненадолго легче. Пока воспоминание снова услужливо не предстанет перед её сознанием.

- Какие мерзкие предположения. Не шути так, пожалуйста, - нет, это конечно же не про астры. С такой же прямотой с какой Мария холодно смотрела в глаза напротив, она заявляет и свою просьбу, словно Катерине было дело до того как она себя чувствует, но это было лучше, чем нагрубить или тактично проигнорировать то как она посмела поставить удовольствие в один ряд с тем что сделала с ней. Всё же ей нужно было оставить приятные впечатления от встречи.

На этом не хочется задерживать внимание, быть может, поэтому она с такой охотой цепляется за слова Катерины о значении цветов, вместо того чтобы пояснить чем-нибудь ещё своё желание с ней увидеться. Едва ли она могла его объяснить даже для себя самой - пока что ещё нет.

- Язык цветов довольно гибок. Конечно, гортензии будут означать вечную любовь, если их подарил человек именно с такими намерениями, верно? - с какими их вручил ей тот паренёк и чего, взаправду, хотела добиться этим Мария? О любви - ещё одно абсурдное предположение, которое, должно быть, в первую очередь беспокоит саму Катерину, вызывая у своей собеседницы снисходительную улыбку. - Однако, нет, эти цветы имеют много значений и ни одно из них прямо не указывает на любовь... из тех что я слышала. Многое зависит и от цвета, и от сорта.

Мария переводит взгляд на вазу с цветами, разглядывая нестройное многоцветье гортензий - их явно составлял флорист в магазине, и всё же от такого обилия пусть и схожих оттенков, букет кажется слегка неряшливым, насколько вообще могло быть неидеальным что-то настолько красивое и хрупкое, как цветы. Маленькие лучистые солнышки.

- Белые гортензии - невинность, уважение и предложение дружбы. Голубые - выражение моральной поддержки и извинения. Синие принято дарить тайным поклонникам, они - сама загадочность. Фиолетовые - желание познакомиться поближе и даже завязать романтические отношения. Звучит хорошо, правда? Но мне не очень нравится делить цветы по их раскраске - зачастую значения и ассоциации начинают куда больше иметь отношение к цвету, чем к тому, что его имеет, - Мария отводит от многоцветья букета взгляд и вновь устремляет его на Катерину. Возможно, она увлеклась и они собрались здесь вовсе не для того чтобы поговорить о цветах, но почему бы и нет? Когда ещё им предотставится такая возможность? Мария слегка щурится. - Тем более когда дело касается гортензий, подобно хамелеонам способных сменить свой цвет, за что их считали символом кокетства и переменчивости. А ещё, гортензии, любящие полутень вместо солнечных ванн, - это холодность и бессердечность. Прощение и понимание. Благодарность. Их тянущиеся ввысь кусты срезают, чтобы они не сломались под собственным же весом, и они одаривают своих мучителей прекрасными соцветиями, зная что это необходимая боль.

О том что они ядовиты и представляют опасность она умалчивает - у любого цветка должны оставаться свои тайны и сюрпризы. Ей нравится эта игра, хоть она и остаётся слегка поверхностной - всегда была возможность углубиться в особенности отдельных сортов каждого цветка, но на это ушло бы до неприличия много времени, Мария уже и без того разошлась в своих описаниях. Оставалось надеяться, что Катерине не надоест до той степени чтобы встать и уйти.

- Астры... Звёзды... По легендам, астры были созданы из звёздной пыли, когда на землю роняло слёзы созвездие Девы; это светлая грусть и тяга к чему-то большему, к самим небесам. Цветы, тяготеющие к вниманию солнца, но совершенно неприхотливые к тем условиям, в которых произрастают их корни, - Мария наклоняет голову к плечу, с любопытством наблюдая за реакцией Катерины. Ей интересно, почему выбор пал именно на них, но при этом не покидает ощущение, что она уже знает ответ и он заключался далеко не в любви к именно этому растению. Катерина и астры. Дарила ли она их однажды? Были ли в её жизни люди, связанные с этим цветком? Она уже пришла к выводу, что копать нужно во времена очень давние - школьные, может быть, о которых она старалась забыть и даже вполне справлялась, едва припоминая даже лица собственных припевал тех времён. - Разнообразие и переменчивость любви. Таинственность и интрига. Терпение и желание повлиять на неблагоприятные события... Выразить раскаяние, если угодно. Хотя на мой вкус, тут не обошлось без влияния венгерской революции - цветы, призывающие закрыть даже самые большие разногласия без кровопролития, но при этом горящие изнутри жаждой добиваться своего. Предложение мира... на своих условиях.

Иногда цветы куда больше говорили о дарителе, чем об одариваемом.

- Ты бы правда приняла их от меня?

Подпись автора

Катерина шутит, судя по её выражению лица - не совсем понимает, по какой причине началась лекция, но, к благодарности Марии, всё-таки не просит её заткнуться напрямую и не перебивает, просто вежливо позволяя ей выговориться. Мария могла много говорить, особенно о своих интересах, и хотя сейчас в этом не было страстности человека, который просто хочет поделиться чем-то ему важным, ей нравилась даже эта почти монотонная возможность - это успокаивало, позволяло сосредоточиться на конкретной теме и не позволять чувствам, толкнувшим её обратиться к Катерине с просьбой, снова взять над ней верх.

К концу рассказа она успокоилась. Даже смогла позабавиться с комментариев в процессе, на самом деле. Значит, всё хорошо, она могла вернуться к главной теме дня, которую услужливо на передний план подталкивала Катерина. Мария поправляет вуаль на плечах, на самом деле ненавязчиво приобнимая себя за плечи.

- Хочу лучше узнать тебя. Понять почему это произошло... нет, я не о том, чем я заслужила подобное отношение; согласись, вместо личной расправы многие предпочли бы обратиться в полицию или признать своё бессилие и смириться с тем, на что они уже не могут повлиять. Хочу чтобы ты продолжала приходить сюда после выступлений и рассказала мне больше о том, что ты за человек и каково тебе после того что ты сделала, - «хочу не бояться, заметив твой взгляд в толпе» - слишком честно, чтобы озвучивать вслух, и в то же время очевидно. Признание в своих страхах и чужом влиянии сделало бы её уязвимой, но что ещё она может испытывать после случившегося? Мария жаждет почувствовать, что Катерина всего лишь человек, а не чудовище из её кошмаров, которое невозможно побороть. Ей кажется, что это итог, самая главная цель, которая ждёт её в самом конце этой авантюры, но её не покидает ощущение, что этого недостаточно, ей нужно что-то ещё.

- Если ты продолжаешь посещать театр ради одной из моих коллег и я здесь совершенно ни при чём, то прошу прощения, я слишком много о себе возомнила, однако тебе стоило сказать об этом сразу, если ты хотела избавиться от моего внимания. Если же нет... Могу предложить тебе что-нибудь взамен, - она ждёт, что Катерина предложит свои варианты, надеется, что не станет предлагать что-нибудь противоречивое её предложению, например требование чтобы Мария от неё отстала и прекратила искать встречи, но всё-таки раздумывает о том, что она могла бы предложить сама и к чему подтолкнуть, если мысли её насильницы зайдут в неприятные для неё дебри. Например, Катерине могли нравиться её выступления? Довольно противоречивое предположение после угроз о разрушении карьеры, но в таком случае Мария могла бы дать ей парочку приватных.

- Чего бы тебе от меня хотелось? - припоминая замечание о розе во время её рассказа о цветах, Мария тихо усмехается своим мыслям и добавляет. - Если всё-таки захочешь меня послать... Бери любой цветок чёрной окраски, не ошибёшься. Но если хочешь действовать наверняка - аконит. Он ядовит.

Подпись автора

Мария не должна была ожидать иной реакции, она этого и не делала, но прозвучавший смех всё равно звенит в ней подобно разлетающемуся в пустой пещере эху. Ничего по-прежнему не меняется, но это - не напускное спокойствие, скорее напряжение, сковавшее каждую мышцу; пальцы сжимают вуаль с усердием утопающего хватающегося за соломинку и она почти слышит жалобный треск ткани - почти, он тонет под волнами смеха. Она почти не видит лица Катерины, но перед глазами всё равно стоит жестокая улыбка упивающейся страданиями своей жертвы женщины.

Мария моргает, пытаясь избавиться от этого наваждения. Единственное, что её окружало - мягкая обивка дивана. Не чужие руки. Старается, чтобы её голос звучал несерьёзно и шутливо, но едва двигает застывшими в собственной улыбке губами.

- Может быть. Сколько раз ты это сделала? Даже сложно упомнить, - четырежды она прикладывала её головой то об стены, то об раковину, и один раз одарила пинком в челюсть. Она помнит каждый удар, то как кружилась голова после них, как темнело в глазах и слабело тело, как боль растекалась по паутинке нервов внутри неё, и как чертовски плохо ей было уже после. Тошнота, которую она неизменно ощущала в процессе истязаний и списывала всего лишь на отвращение ко всему происходящему, в конце концов оказалась ещё и одним из симптомов сотрясения - считается ли оно за «слишком сильно»?

Она не забудет, как бы сильно этого не хотела, и уже чертовски от этого устала, как от ноющей, не позволяющей расслабиться зубной боли. Мария не считала, что это приносит ей страдания, не хотела считать себя и жертвой, хотя объективно ею была, просто считала это чем-то надоедливым, чем-то, от чего стоило избавиться, и если встреча лицом к лицу с тем, кто стократ чаще вызывал подобные приступы накативших воспоминаний и оцепенения, могла помочь избавиться от них вовсе, она была готова попытаться выбить клин клином... в противном случае, ей и вправду стоит обратиться к психотерапевту. Вариант, мягко говоря, куда более скучный, чем играть с огнём.

Просьбой Мария довольна - помимо того факта, что та вовсе была озвучена, она сошлась и с тем, что Литвинова готова была предложить, и с тем, какой она успела узнать Катерину по крупицам предоставленной ей информации. Оставалось надеяться, что их взаимодействие на этом не оборвётся, и тогда, даже если ей не станут преподносить собственную биографию на блюдечке, она точно так же по обрывкам и поведению сможет восстановить полную картину. Пока что она точно могла подметить две вещи - Катерина не стеснялась прямо говорить о своей антипатии и имела вкус получше, чем их режиссёр.

Подобные постановки и роли ниже её, Марии, достоинства, но это всё ещё была возможность остаться на сцене и, вероятно, впоследствии двинуться куда-то выше - вернуться, если точнее. Может быть, пройдёт парочка-другая лет и обо всей этой ситуации забудут, людская молва смолкнет, как то обычно и бывает, а она сможет снова занять своё положенное место. Рано или поздно. Ей даже некуда спешить, она всё равно не уйдёт из театра так или иначе - она давно с этим смирилась и Катерине предстояло приложить куда больше усилий, если она и вправду хотела разрушить её карьеру, а не просто прогнать таким изощрённым образом из города.

- Уже жалеешь что я не на главной роли? - ей не стоит Катерину дразнить, но она, не сдержавшись, усмехается, а вскоре добавляет более послушное и краткое: - Могу.

Мария ставит обе ноги на пол, садится ровно, как прилежная ученица, и, не сводя пристального взгляда с Катерины, чтобы сразу понять нравится ли ей такое исполнение, начинает петь, словно в подтверждение своих слов, как и всегда - старательно и с полной отдачей, словно её мог услышать и оценить полный зал, а не всего лишь одна девушка.

Это не её роль, но они провели столько репетиций все вместе, столько раз вычитывали сценарий, что невольно Мария заучила ещё и чужой репертуар - она всегда называла это случайностью, но, пожалуй, это было ещё и маленьким нелюбимым хобби человека, которого слишком часто просили что-нибудь спеть. Катерина своей просьбой не привносит ничего нового, не удивляет, не заставляет понервничать, как Мария боялась, просто становится будничной рутиной; она, сумевшая её ранить как никто иной, не слишком-то отличалась от всех остальных - это несоответствие даже раздражало.

Подпись автора

Можно было многое сказать о голосе Марии, расписать в длинных абзацах его переливы, попытаться расцветить его рекой красивых слов в попытке заставить его зазвучать даже в тексте, продемонстрировать сколько заботы и труда в него было вложено, но всё это - пустое. Для неё самой он давно перестал быть чем-то хорошим, она не видела в нём ничего красивого или особенного, полагаясь на чужие оценки вместо выцветшей собственной; комплименты давно набили оскомину и с куда большей благодарностью она принимает критику и чужую антипатию. Голос был всего лишь функцией, с которой она умела неплохо обращаться, что бы ни видели в нём остальные.

Катерине её пение нравится, она не пытается этого скрыть ни в просьбе, ни в том как мечтательно прикрывает глаза, позволяя песне вести её, и это... разочаровывающе. Её аплодисменты, к сожалению, искренни, как и комплимент, как и более выигрышное сравнение с истинным исполнителем роли. Вот только правда в том, что Мария хочет петь как Елибаев - без груза ожиданий на плечах, без чужого наслаждения и восхищения, но, несмотря на все возможные недовольства и критику, искренне и для себя. Как профессионал она совершенно не одобряла его назначение на роль, как человек - могла лишь искренне порадоваться, из закулисья наблюдая за тем с каким жаром на самом деле он подходит к своей роли, хоть и боится выдать немного больше, чем видно со сцены, что-то, способное сделать его выступление особенным, а не всего лишь правильным. Для него это большой шаг. Для него это возможность. Чем-то подобным роль была и для бедной Жени, так и не сумевшей её исполнить, и при взгляде на них душу Марии начинало прожигать что-то едкое, подобное тому что травмировало ей гортань; роль Елибаева была ей до лампочки, у неё не было ни возможности, ни желания её получить, но иногда её голову озаряла идея повторить свой трюк. Всё равно она оказалась так и не поймана за свой поступок - если не считать Катерину её личным сортом полицейского.

- Спасибо, - будь возможность, присела бы в вежливом реверансе, а не лишь кивнула, обменявшись с ней благодарностями. И чего она ожидала? Что после того как Катерина не просто щёлкнула по носу, а разбила его за те гадкие поступки, что Мария совершила, она продолжит втаптывать всё то, что представляло для неё ценность? Что Катерина поиздевается, назвав её посредственностью в сравнении с кем-нибудь ещё, возможно, из тех кто пострадал от рук Литвиновой и заслуживал известности и сцены куда больше? И чего ради ей этого жаждать? Нет, наверное это было что-то другое. Катерина должна была быть другой.

Она не должна расстраиваться от этого, не важно что, но это было ключиком к получению желаемого. Как и всегда. Словно призванный её добить, звучит неожиданный вопрос, напрямую возвращавший её к событиям той ночи, но уходящий корнями куда глубже в её историю. В очередной раз вспоминать о том дне не хочется, но песня и подаренные ею ощущения - немногое приятное, случившееся с ней тогда, подарившее робкое чувство умиротворения. Зачем она ей? Кажется, это Мария хотела узнать Катерину получше, а не наоборот? Какое-то время Мария просто смотрит, наблюдая и не торопясь отвечать, раздумывая, с чего же начать. Честно сказать, что это личное и её не касается? Попытаться увести тему в другое русло? Ответить что-нибудь лишь на пятьдесят процентов являющееся правдой?

- Ты будешь смеяться, если я скажу, - Мария, наконец, приходит в движение, качает головой и опускает взгляд, хоть ей и хочется остаться всё тем же восковым изваянием за непроницаемой маской, тяжело сдержать неловкость, когда ничего лучше ей в голову не приходит. Впрочем, это тоже честность. Что она ей скажет? Что это песенка из кровавого японского мультика? Какой вообще во всём этом был смысл - первый вопрос наверняка потянет за собой все последующие. - Могу лишь сказать что это личное и в тот раз она мне чуть дорого не обошлась.

Мария приподнимает голову и водит пальцами по шее, словно не способна с первой же секунды указать где именно и с какой силой, пока наконец не останавливается в верном месте.

- Ты сдавила вот здесь, верно? - то, о чём она хочет сказать - мелочь, пожалуй, было бы даже лучше, если бы Катерина приложила куда больше усилий и усугубила травму; Мария не ищет сочувствия и не пытается вызвать у Катерины чувство вины, просто сообщает об этом как о факте. Пальцы, выполнив свою задачу, медленно спускаются по шее ниже; Мария больше не задирает голову. - Ты была увлечена и не очень аккуратна. Немного повредила мне гортань, а я потом довела свои голосовые связки до предела, несмотря на это и то с каким трудом мне давалась эта песня поначалу. Ничего серьёзного, голос восстановился быстро, хотя первые пару недель было немного тяжело даже разговаривать. Скажи, Женя оказалась бы отмщённой, если бы я тоже лишилась голоса?

Того, который ей так нравился. Всегда можно было найти более гуманные способы устранения конкурентки, чем тайком подлитые ей в кружку химикаты, которая та, не заметив, щедро отхлебнула, но зачем, когда и выбранный вариант должен был сработать? Вот и сейчас, незаметно для самой себя, поставив себя перед выбором из трёх вариантов, Мария не стала выбирать вовсе и искать лучший из них.

Подпись автора

Признание очевидное, как и её замечание. Мария с этим утверждением не спорит, хоть и не вполне с ним согласна, лишь подмечает что оно было озвучено.

- Надеюсь на это, - с усмешкой подмечает она немного тише и добавляет, потому что, в самом деле, говорила не об этом и услышать хотела совершенно другой ответ. Несмотря на то как Мария расписывала именно обстоятельства и произошедшее с её голосом, суть была в самом конце. Её не интересовало за что, но ей было интересно чем же Женя заслужила такую защиту - они должны быть знакомы, в этом обязано оказаться что-то личное, разве нет? И кто те другие люди, которых Катерина упоминала? - Что ж, видимо, тогда тебе нет смысла соглашаться? Я хотела предложить тебе парочку-другую личных выступлений с выбранными тобой произведениями, но у тебя кажется большой выбор претенденток которые нравятся тебе не меньше... Скажи, Ринина была из их числа? Ты поэтому так кинулась за неё мстить?

Насмешливое «или своим ртом она давала тебе выступления иного толка?» замирает так и не озвученным - от мысли Марии самой становится не по себе, благо, хоть не морщится в отвращении. В том, что Катерине как минимум нравились женщины, она не сомневается - даже если всё это был лишь акт насилия, тот факт что она выбрала именно такой способ с ней расправиться о чём-то да говорил. Была ли она сама возбуждена в ту ночь? И почему всё же не заставила её себя коснуться - побрезговала или в этом было что-то ещё? Для Марии отсутствие ещё и такого унижения было плюсом, но, тем не менее, порождало вопросы, которым было суждено так и остаться без ответов - слишком мерзко даже думать, не то что произносить вслух и интересоваться чем-то подобным у своей насильницы.

Но что-то не сходится.

- Ты упоминала что был кто-то ещё. Это ведь всё не из-за Жени, верно? Что-то личное и, судя по всему, застарелое, если я тебя даже не помню, - Катерина не могла быть этаким блюстителем справедливости, защищавшим каждого пострадавшего - куда вероятнее, ей лично не нравилась именно Мария, связывающая всех этих людей воедино, и все эти громкие слова о том что она кому-то навредила всего лишь предлог. Она улыбается, раздумывая, что же такого могла сделать, чтобы человек пронёс свою ненависть к ней через годы, вспоминает какое глупое даже несмотря на маску было у Катерины лицо, когда Мария призналась что совершенно её не помнит. - Было очень больно?

Подпись автора

Надеется. Не уверена.

- Мне жаль, - интонации такие же нечитаемые, как и её эмоции, но ни единого намёка на насмешку в них нет; добавлять что-то большее и углубляться в подробности она её также просить не намерена. Изменения в Марии крошечные, едва заметные - со стороны неясно, пробились ли подобно упрямым росткам сквозь асфальт настоящие чувства или же это было нечто ею контролируемое как и любая непроницаемая эмоция до этого, - но она слегка хмурится, губы поджимаются, во взгляде сквозит почти снисходительное сочувствие. Сочувствие, потому что даже если бы Катерина призналась в том, что Мария нанесла ей непоправимый ущерб, она не стала бы в этом раскаиваться и сожалеть о свершённом - если она это сделала, значит, тогда ей это было нужно, и она поступила бы точно так же, не важно какие последствия это имеет в итоге.

Мария растерянно задумывается о произошедшем с ней, задаёт себе вопрос, хочется ли ей стереть ту ночь из своего прошлого, заменить обычным, как и все предыдущие, праздником, лишить себя всех сопутствующих проблем и страхов, значительно облегчив свою жизнь... Тяготея к спокойствию, к своему озеру с застоялой, почти болотной водой, ей хочется сказать «да», но что-то мешает внутреннему голосу произнести его с уверенностью.

Ситуация с Рининой ничем не отличалась - жаль, что стала катализатором гадких событий, как и жаль затраченных усилий; для развития карьеры получилось неэффективно, только и всего, и в то же время... Марии было интересно - в её обычных буднях произошло событие, дурное, с едким шлейфом, но всё же оно растолкало её жизнь, вплетаясь своими корнями в каждый последующий день - продолжало это делать, пока рядом была Катерина, от которой она всё ещё не была уверена чего можно ожидать и надеялась на большее, чем она ей демонстрировала до сих пор. Возможно, поэтому встречное предложение Катерины её так заинтересовывает.

Она упирается локтем в подлокотник кресла и подпирает щёку расслабленным кулаком, смахивая это наваждение. Какие бы размышления не заполняли её голову, она оставалась внимательна к тому, о чём ей говорили.

- Хм? Тебе нравится моё пение, но ты ненавидишь меня, не так ли? Ты пришла сюда чтобы вовсе от меня отвязаться. С чего вдруг встречный интерес? - Мария не горела желанием рассказывать о себе - даже не из-за того кем ей приходилась Катерина, просто она едва представляла себя честно и открыто рассказывающей о себе, будучи по натуре довольно замкнутой и не углубляющейся в личные разговоры, всегда выдавая лишь что-то поверхностное и социально одобряемое. Однако, ей оставляют возможность отказаться и даже не просят ничего чрезмерного за неё, всего лишь песня - звучит подозрительно неплохо, вот только не хватает парочки деталей, чтобы согласиться. - И что будет с тобой, если ты не захочешь отвечать? Или ты галантно не оставляешь себе такой возможности вовсе?

Подпись автора

Удовлетворила ли Мария её любопытство? Вероятно, да, если Катерина осталась и даже предложила своеобразную игру. Это любопытно - что именно сподвигло её передумать и остаться? Что подтолкнуло к желанию узнать поближе - всё то же любопытство, всего лишь? С тем что Марию ненавидит она спорить не стала, часто ли ты хочешь узнать больше о человеке, которого терпеть не можешь?

Мария окидывает Катерину взглядом. Нет, её собственные мотивы с любопытством перекликались, но оно не было единственной причиной. Да и если так подумать... тяжело сказать, ненавидела ли она Катерину. Будь это так, она бы не искала с ней встречи, верно? И вот она собирается узнать поближе и понять эту незнакомку, когда едва могла понять саму себя.

Можно было сказать, что это нечестно, что условия себе ставит сама же Катерина, но спорить не было смысла - едва ли Мария могла найти в этом большую выгоду, если их задания за провинности должны быть равнозначны, не говоря уж о том, что она и вправду не против танца от Катерины. Это должно быть забавно, если ей, точно так же как оппонентке, будет предоставлен из них выбор.

- Мне понравился наш танец на празднике. Ну... За исключением той части где ты говоришь что разрушишь мою жизнь, - снова шутит; замкнутый круг: вспоминать не хочется, это всё равно неподконтрольно происходит и она озвучивает свои мысли, - от этого неловко, кажется, что она чересчур акцентирует на этом внимание, раз за разом поднимая в разговорах, но от этого немного легче. Всё это - одна большая шутка, а не произошедшая с ней трагедия.

- Хорошо. Тогда с меня песня, с тебя танец. Чур я первая задаю вопрос за все мои труды в попытках тебя сюда привести, - Мария задумывается о том какой вопрос задать первее остальных - наверное, первостепенным был вопрос личности Катерины, но просто спросить об этом не так интересно, как попытаться узнать и вспомнить самой, не говоря уж о том, что она запросто могла отказаться отвечать. При смене вопроса такой шанс всё ещё оставался, особенно учитывая, что большинство из них вертелись вокруг злосчастной ночи, но Мария не видела причин по которым Катерина желала бы скрыть подобную информацию. - Хм-м... Твои действия в ту ночь тяжело назвать спонтанными, ты явно знала что будешь делать. Расскажи мне о подготовке. Каково это было - планировать нечто подобное и почему ты остановилась именно на таком варианте мести?

Она надеялась, что обойдётся без каких-нибудь гадких подробностей, хоть и едва представляла в чём они могли состоять, но это и вправду было интересно - как человек в здравом уме мог додуматься до этого? Разозлиться настолько, чтобы подумать «ну да, хорошей идеей будет эту девушку изнасиловать»? Катерина даже не фокусировалась на причинении физической боли, преимущественно вся она была последствием оказанного ей сопротивления - почему же именно желание унизить таким образом? Что она, привлекала её физически?

Или же для самой Катерины подобное происшествие было смерти подобно?

Подпись автора

Слушать как события той ночи вновь выстраиваются в хронологическом порядке немного нервно, Мария пытается абстрагироваться и сосредоточиться на чём-то вне ощущений и эмоций, которые её охватывали.

Катерина не возмущается и отвечает, значит Мария подобрала вопрос верно. Она внимательно слушает её довольно подробный рассказ и задаётся всё новыми вопросами. Это случайность, что они встретились на одном празднике? Было рисково пытаться её запугать, что если Мария просто ушла бы после такого заявления или держалась кого-нибудь ради безопасности, к чему бы прибегла Катерина? Ей просто повезло, что её слова не восприняли всерьёз. Момент с уборной - всё такая же удача, Мария могла просто дождаться своей очереди в общественном... на мгновение у неё появляется сомнение, не была ли во всём этом замешана Лена, предложившая ей воспользоваться служебным помещением. Катерина её, конечно, не упоминает, но быть может утаивает детали, не желая выдавать сообщницу? Не говоря уже о сомнительном моменте, где она выгоняет всех и запирает двери - откуда у неё ключи и такое влияние над остальными, если только они не были замешаны? То что Мария заплутала - ещё одна удачная для Катерины случайность и их становится уже слишком много, чтобы без единого сомнения поверить в то что все звёзды выстроились в ряд ради неё.

Значит, это всё же был эмоциональный непродуманный порыв, а не холодный расчёт? Жаль.

Мария слегка хмурится, выслушивая весь этот нестройный ряд фактов - слушать о событиях с другой точки зрения волнительно, и даже немного обидно, понимая, сколько раз Катерина могла проебаться и насколько безответственно подошла к преступлению - ради неё могла постараться и получше; снова улыбается, когда Катерина шутит про пистолет, и свободной рукой поглаживает себя по бедру, где под тканью платья и чулка покоились ножны небольшого, но хорошо наточенного ножа. Она всегда могла превратиться в волшебницу, но если что-то пойдёт не так, у неё должен оставаться запасной вариант. Пистолет, конечно, оказался бы надёжнее и она даже вполне всерьёз задумывается о том, где смогла бы его достать.

А потом Катерина переходит к самому главному моменту - расправе. Мария думала, что этот момент дастся ей наиболее тяжело, боялась, что собеседница начнёт в красках описывать причины и может быть ощущения от свершённого, чтобы сделать ей ещё больнее, но собака, как говорится, не кусалась.

«Это — то, что ты сделала с Евгенией Рининой. Отымела её, как и всех прочих. Как и меня.»

Она думала, что это всего лишь выражение. Скорее всего, так и было, но лёгкий флёр чего-то неправильного продолжал окутывать слова.

«Надеюсь, тебе было больнее.»

Мысль о том, что Катерина прошла через нечто подобное встревожила её, теперь она понимала эту фразу немного лучше - и в то же время перестала понимать происходящее вовсе, чувствуя раздражение из-за того что её участие приплетали к настолько гадкому делу. Мария выпрямляется, не скрывая своего недоумения, опускает руку на подлокотник и впивается в мягкую обивку ногтями, пытаясь справиться с настигающим её внутренним напряжением.

Мария могла быть жестокой и несправедливой: манипулировать, причинять другим боль забавы ради, стравливать их друг с другом ради занятного зрелища, порой доходило и до физического воздействия. Всё это приносило странное умиротворение и просто было весело, вид какого-то паренька, свернувшегося после побоев «ради её защиты» - был даже приятен, у неё сохранились сделанные тайком фотографии; но секс и даже что-то лёгкое на уровне домогательств никогда не входили в список вещей, которые она позволяла в качестве возможности над кем-то поиздеваться. Да и кто бы на такое решился?

Она никогда не была героиней, хорошие поступки зачастую приносили ей долгосрочную выгоду, но когда по школе прошёлся слух о том что девочке из параллели не повезло с парнем, принудившим её к близости, Мария поступилась принципом невмешательства и пришла поддержать лично; организовала её подруг - все вместе они завалились к её не самым благополучным родителям во избежание осуждения с их стороны, и добились того чтобы эту ситуацию не спускали на тормозах. Потом эта девочка ещё долго считала Марию едва ли не своей подругой, а она - вежливо делала вид что не потеряла к ней интерес за пределами травмирующего для неё события.

Секс был своеобразным табу - вещью, запретной не только для Марии. Секс был способен стать насилием, предательством, поводом для осуждения, причиной многих заболеваний, лишней цифрой в статье расходов, началом нежеланной новой жизни или разочарованием от её отсутствия - и взамен десяткам минусов он предлагал лишь миг физического удовольствия, которого многие даже не могли достичь. Отвратительный во всём, что Мария о нём знала - и не пожелала бы его, свершённого над кем-то принудительно, даже злейшему врагу.

- ...злоба и ненависть - не те вещи, которые можно измерить и проконтролировать. Иногда достаточно маленькой искорки, чтобы разгорелся пожар. Это было причиной, почему я пыталась не ставить под сомнение твои действия, думая о том что не сделала ничего настолько ужасного, что стало бы равноценно тому что ты сделала со мной. Но ещё когда мы танцевали, меня посещала мысль, что ты просто обозналась или ошиблась, - Мария старается сохранять спокойствие и говорит ровным голосом, как бы при этом эмоции на лице не выдавали её отвращение и возмущение, смотрит на собеседницу так же открыто, не скрываясь от её взгляда. Если бы Катерина не ставила своей целью месть и просто очень жестоко игралась с ней, как это порой делала сама Мария, она бы это поняла. Однако такая постановка ситуации вызывала вопросы.

До сих пор она не пыталась оправдаться или отречься от того что сделала с Рининой, просто не упоминала в чём именно состоял нанесённый ей ущерб. Она могла бы сделать так и сейчас, если бы действительно была виновата.

- Я понимаю, что мы только начали и теперь не моя очередь задавать вопросы, я пойму, если ты его пропустишь. Я вовсе не планировала спрашивать это у тебя напрямую и хотела попытаться вспомнить сама, опираясь на прочие твои ответы. Но кто ты, чёрт возьми, такая, чтобы обвинять меня в подобном?

Подпись автора

Хочется раздражённо фыркнуть, прищуриться, сжаться, позволив напряжению взять верх, но вместо этого Мария лишь откидывается на спинку кресла - принудительно плавно, в момент пытаясь успокоиться и снова взять себя в руки. Вопрос, в самом деле, почти риторический - кем бы она не была, Мария этого не делала, так что плевать. Если какой-то идиот, которого она науськивала, решился её изнасиловать, это не было её виной, это не было тем, чего она от него могла требовать или ожидала, и, узнай она об этом своевременно, его самого отпинали бы до невозможности поставить свой стручок когда-нибудь снова. Даже при отсутствии чувства вины, эта мысль успокаивает.

- Сколько комплиментов, - она вновь расслабленно улыбается, подавляя желание поправить - не отца, отчима, - и в то же время ловит себя на мысли, что они, возможно, познакомились ещё когда её родители не разошлись... или она каким-то образом знала о взятках, но не имела ни малейшего представления о её семье.

В средних классах Маша тяжело переживала разруху дома, и хотя внешне всё было по-прежнему благополучно, в своём поведении она стала ещё более невыносимой, замыкаясь и отталкивая от себя любые попытки других людей к ней приблизиться. Один из двух самых близких и важных людей в её жизни изменил второму, предав всякое доверие и разрушив их идеальную семью - как она могла довериться кому-то снова, когда каждый день, возвращаясь домой, встречалась с напоминанием о том насколько это может оказаться больно? Глупо, но она чувствовала в ссорах родителей свою вину - вернувшись из школы раньше, именно она застала отца с любовницей у них дома и рассказала матери, напуганная открывшимся ей зрелищем. Оказавшись принёсшим дурные вести гонцом, Маша ощущала свою вину в каждой пролитой мамой слезе.

Может быть, поэтому она ничего не сообщила матери, когда по какой-то насмешке судьбы история повторилась с отчимом, и, несмотря на три попытки, поэтому так ни разу и не вышла замуж.

- Бывший жених считается? - на самом деле даже не один... и его дочка, может быть. Углубляться в подробности Мария не собирается, не до конца понимая чего Катерина хочет добиться этим вопросом и как эту информацию использовать. Хочет навредить ещё и им, раз не удалось запугать саму Марию до той степени чтобы она не показывала носа? По крайней мере, они мужчины, они смогут себя защитить, но подставлять их сильнее, чем уже это сделала, обозначив характер их отношений, она не собиралась. - Тогда да, есть. Не думаю что для его безопасности будет разумно рассказывать тебе нечто большее, сама понимаешь.

Коротко и понятно, давая требуемый ответ и при этом вежливо обосновав своё нежелание рассказывать больше - возможно, она зря так открыто признаёт свои опасения насчёт Катерины, но это неважно. Повторяясь, Мария и не могла испытывать к ней ничего помимо страха, это должно быть очевидно для них обеих, это не должно быть стыдно или унизительно признавать, это совершенно нормальная реакция, за которую всё равно приходится каждый раз оправдываться перед собой.

- Полагаю, теперь моя очередь? - имеет ли смысл всерьёз задавать ей вопрос о её личности? Как Мария и предполагала, она едва ли раскроет все карты вот так просто, то что она сорвалась и задала этот вопрос было скорее возможностью выразить своё возмущение, не больше. Пусть полежит ещё, хорошо. Она всматривается в лицо Катерины, так пристально её разглядывающей, приподнимает руку и показывает указательным пальцем шрам, как если бы он был на её собственном лице. - Кто оставил тебе этот шрам?

Подпись автора

Ей просто кажется или Катерина удивлена? Боже-боже, она что же, действительно рисует из неё какое-то чудовище всего лишь из-за того что она была трудным ребёнком и отравила соперницу? Чудовище, свадьба с которым - нонсенс? Мария строила саму невинность для посторонних, но никогда не считала себя невинной и хорошей взаправду, как и не считала себя плохим человеком. Никто не был идеален и все совершали ошибки и гадости различных масштабов. Лаконичный рассказ Катерины о своём шраме эту мысль только подтверждает.

Мария не торопится удивляться тому что она устроила аварию, позволяя ей закончить - картинка начинает складываться. Получается, двое каких-то отморозков домогались её прямиком в едущем автомобиле и она выкрутила руль, пытаясь спастись? Отсутствие у них мозгов можно было заметить уже по тому, что они в принципе позволили себе коснуться кого-то без разрешения, но делать это ещё и на ходу - верх идиотизма и чертовски небезопасное занятие. Они и вправду были ублюдками и Катерина просто спасалась, но это была лишь одна сторона.

На второй - «я это уже исправила». Делает ли это Катерину ужасным человеком? Убийство есть убийство и остаётся на тебе грязным пятном или же даётся поблажка, ведь это была лишь месть не менее ужасным людям? Марии сложно ответить на этот вопрос и самой. В какой-то степени эти детали её наконец радуют, складываясь в образ её мучительницы даруя это лёгкое, покалывающее ощущение страха. Она способна совершить нечто подобное, в этом не оставалось сомнений ещё с новогодней ночи, стоит вспомнить сжимающие шею руки, но теперь этому было её личное подтверждение. Но почему тогда Катерина не убила её, если думала, что Мария могла быть причастна к произошедшему?

Возможно, это станет следующим вопросом, а пока нужно было ответить на свой.

- А ты отчаянная, - почти комплимент; на мгновение Мария задумывается, смогла бы она сама провернуть нечто подобное, произойди всё это не в туалете театра, а в машине? Тяжело сказать с уверенностью, но скорее всего нет - пусть опороченная, пусть сломленная, но уж точно живая... или с чуть большим на это шансом. Было это трусостью с её стороны? Или же всё-таки осторожностью?

То что Катерина принимает её осторожность относительно бывшего жениха, её даже забавляет. С чего вообще её вдруг заинтересовала её личная жизнь? И как глубоко в неё Мария была готова её пустить?

- Который из трёх тебя интересует? - улыбается, наслаждаясь любой возможной реакцией, но это просто шутка и она продолжает прежде чем успеет получить ответ. - Первый был недоразумением с самого начала - сын какого-то партнёра отчима по бизнесу. Нас познакомили когда я ещё не закончила школу, потом старались выглядеть убедительно, когда ворковали что мы идеальная пара. Ни мне, ни ему это не было нужно и сейчас я не понимаю, почему вообще всё зашло так далеко, но, думаю, во всём виновато давление родителей, что моих, что его. Я не смогла сказать «да» и сбежала со свадьбы.

Мама была расстроена и кричала, что Маша выставила их всех на посмешище своим поступком, отчим злился, но уже тогда не мог сказать ей ни единого слова поперёк без угрозы что она достанет из рукава свои тузы. Брошенный жених, вообще-то радостный тому что празднество сорвалось, тем не менее затаил на неё обиду за попранную гордость. Ситуация гадкая и тяжёлая для всех вовлечённых, тогда в этом не было ничего ни смешного, ни забавного, и если бы не Витя и его лёгкий подход к жизни, она едва ли решилась бы повторить этот трюк.

- Второй - гей и один из моих друзей. Мы разыгрывали парочку просто потому что это было забавно и приносило дополнительные деньги - родня радовалась тому что я наконец нашла свою любовь и иногда подкидывала щедрые подарки. Когда они начали снова настаивать на свадьбе, поначалу мы даже думали что это неплохой вариант, для него это было бы прикрытием, меня перестали бы пилить на тему отношений... Уже перед самим бракосочетанием бабушка пошутила что-то про правнуков, мы скривились и решили что всё-таки веселее будет снова сбежать со свадьбы - теперь уже вместе, - несмотря на в очередной раз расстроенные лица многих членов её семьи, вспоминает она об этом с теплом и мечтательной мягкой улыбкой, это - действительно хорошее воспоминание. Её родители со злости не стали даже отзваниваться и отменять все запланированные мероприятия в этот день, просто уехали и позволили им двоим и тем редким гостям, которых куда сильнее волновала вкусная трапеза, а не их бракосочетание, насладиться предоставленным им рестораном, свадебной фотосессией, и прочими прелестями вечных невесты и жениха, а не супругов.

- Третий... - самый близкий и вызывавший в её сердце неоднозначные чувства, о нём нельзя было рассказать в паре предложений, как и нельзя было передать «что же пошло не так», не углубляясь в слишком личные для них двоих подробности. Рассказ о первом ничего Марии не стоил, ей было на него плевать, Витя был хорош, его история была просто забавной, Дима... с Димой всё было сложно и, пожалуй, оставалось сложно до сих пор, несмотря на то что они давно расстались. Эта история была не для Катерины. - Тебя не касается, извини. Но ведь я уже рассказала тебе больше, чем следовало - ты-то спрашивала про одного.

Интересно, она решит, что он наиболее ей дорог или что с ним связана какая-то дурная история, ранившая её?

- Почему ты интересуешься моими друзьями и отношениями, что ты хочешь найти?

Подпись автора

Катерина - милашка, когда слушает увлечённо и делает такое удивлённое лицо.

Это странно - несколько месяцев назад эта женщина взяла Марию силой, на протяжении всего этого времени была для неё невыносимым кошмаром, и вот, теперь они сидели друг напротив друга и непринуждённо обсуждали её женихов как какие-то подружки. Чувства от происходящего противоречивые - у неё не должно быть спокойствия и никакого удовольствия от общения с Катериной, и в то же время, разве не ради воцарения в её душе долгожданного покоя она и искала встречи? Так или иначе, происходящее ей нравится.

Не смущает даже то, как очевидно Катерина пыталась анализировать её рассказ и составлять в голове свой образ собеседницы, как это делала и сама Мария. И это при том, что насильница её, вроде как, должна была ненавидеть. Может быть, им обеим было это нужно - разрушить неверные представления? Или же, учитывая все комплименты, они обе пытались втереться друг другу в доверие? Зачем это могло бы понадобиться Катерине? Нет, глупость, что-то снова не сходится. А пока у неё не достаёт информации, чтобы делать какие-то выводы, Мария могла просто расслабиться и наслаждаться их игрой - пока ей не потребовалось говорить ничего, что вызвало бы острую неприязнь.

- У каждого есть причины что-то скрывать, не делай вид, что ты раскрытая книга, когда это не так, - она просто ещё не нашла тот вопрос, ответ на который будет замят. Возможно, Мария даже чересчур расслабляется рядом с Катериной, позволяя говорить себе немного больше и немного откровеннее - на волне вещей, уже с такой лёгкостью ей раскрытых, но не имеющих никакого значения. Говорило ли всё это о ней в самом деле хоть что-нибудь? О ней ли?

Новый вопрос Марию веселит - что это, угроза, просьба, искренний интерес? Она не удерживается от дурацкой даже по её меркам шутки.

- Нет, папочка, я буду хорошей девочкой, - она произносит это совершенно серьёзным тоном, но в следующее же мгновение разражается смехом. Наверное, ей стоило соврать, чтобы расположить Катерину к себе, но это было скользким выбором. Что если та не поверила бы в это волшебное исправление после одного изнасилования? Серьёзное потрясение и травмирующее событие, безусловно, но способно ли оно было запугать Марию настолько, чтобы обещать своей мучительнице встать на путь исправления? Честность тоже должна привлекать к себе, в конце концов. - Серьёзно, что за вопрос из серии «ты будешь хорошо себя вести»? Я не предсказываю будущее и не собираюсь тебе ничего обещать, но как ты наверное знаешь, горбатого исправляет лишь могила.

Может быть, у неё не появится такой необходимости - жила же она как-то двадцать четыре года без этого? А может, ей захочется провернуть нечто подобное уже завтра. Одно ясно точно - если второй раз будет, то тогда она хотя бы озаботится тем чтобы нанять парочку телохранителей. Говорила ли Катерина именно о потенциальном ущербе другим людям или же о простой холодности в их отношении? Если второе, то Мария и вовсе не собиралась отчитываться никому по поводу своих личных взаимоотношений.

- И что значит «отбросить»? Мы с ней иногда видимся, Женя всё ещё очень рада видеть меня и даже защищает от долетевших до неё слухов, что к её состоянию могла быть причастна я. Разве не солнышко? Можно сказать, мы всё ещё подруги, - пожимает плечами - какая разница, если так думала лишь одна из них? Мария не против подыграть какое-то время, этим она и занималась весь период их общения. Зато Рининой было кому выплакаться и у кого сыскать помощь, разве это плохо? - Разве это плохо - добиться цели, при этом не разрушив чужой картины мира? В конце концов я не питаю к ней никакой личной неприязни, на её месте могла быть любая другая.

Подпись автора

Зачем Катерина выводила её на честность, если не была готова лицом к лицу с ней встретиться? Мария не сразу замечает как потяжелел её взгляд, но по затянувшемуся молчанию понимает что происходит. Её бездействие - чреватое последствиями любопытство, а не недостаток реакции или страх; последний сковывает тело и вынуждает рефлекторно вжиматься в обивку кресла, словно это помогло бы набрать меж ними дистанцию, когда Катерина внезапно приближается и нависает над ней.

Всё было хорошо. И надо же было Катерине снова всё портить.

- Это чудо, что она хотя бы может говорить. И это чудо случилось благодаря тому что я оплачивала её счета, - ей что, должно быть какое-то дело до пения Рининой? Она была жива и, несмотря на длинный список новых проблем, всё ещё была той жизнерадостной девчушкой, какой Мария её знала, потому что последствия могли быть хуже. Она избежала их и была благодарна, в отличие от какой-то посторонней ей Катерины. Это было тем мирским серым, смешением хорошего и плохого, которое было тяжело однозначно характеризовать. Мария была искренне убеждена, что без неё или равнозначного ей покровителя, Жене стало бы куда хуже, это, пожалуй, был факт, тем более что ничем большим Литвинова больше ей не угрожала. - Мне она плачется, от меня получает поддержку и помощь, ты думаешь потому что мы с ней близки? Потому что у неё больше никого нет кроме меня и едва живой бабки. Тебе кажется это неправильным? Дерзай, расскажи ей какая я мразь и тогда без лечения она точно больше никогда не сможет петь, посмотрим как скоро она сломается и кто же на самом деле сильнее разрушил её жизнь, ты или я.

Пока они разговаривают Мария пользуется возможностью, находит под юбкой рукоять ножа и вытягивает его наружу - в следующее мгновение остриё уже упирается в солнечное сплетение Катерины, приминая ткань рубашки. Может быть, её реакция чрезмерная и поспешная, но когда её ударят, схватят или сделают что-нибудь ещё, думать об этом будет уже поздно, верно? Да и можно ли её в том винить после того что она пережила и видя как дрожат её пальцы от того с какой нервной силой они сжимают нож. Она даже не торопится нанести удар, просто предупреждающе ведёт лезвие выше - к шее, если до Катерины не дойдёт сразу, что в этот раз у Марии немного больше возможностей защитить себя.

- Теперь. Сядь. На. Место. Сейчас не твоя очередь задавать вопросы, - требовательно чеканит каждое слово, не сводя взгляда с глаз Катерины, звучит строго, как отдающая команду своей собаке хозяйка, а не запуганная жертва. Мария и вправду не столько напугана, сколько раздражена. Что у Катерины за помешательство на театре? Кем та её считает, если думает что она способна попортить жизнь ещё большему количеству людей всего лишь из-за карьеры? - Почему вообще ты строишь из себя такую сочувствующую, при том что все твои мысли всё равно крутятся вокруг театра? Тебе её жаль или роль, лишившуюся достойной актрисы, чёрт возьми? Мне плевать и на твой театр и на роли, я что, сумасшедшая по-твоему, чтобы устранять всех подряд? Думаешь этого никто бы не заметил?

Откупаться можно было бесконечно, но какая разница, ловит тебя полиция или нет, если твоя вина становится заметна даже простому обывателю, способному пару минут пораскинуть мозгами? Вопреки всему, Мария дорожила своей репутацией - это не то, чего она хотела.

Чего ей действительно не хватало?

Литвинова старшая любила первоисточник той постановки. Маша снова видела её горящие глаза, снова ощущала её присутствие и поддержку на прослушиваниях - и разочарование, когда роль досталась другой. Всего лишь этого оказалось достаточно, чтобы попытаться сделать маме подарок за чужой счёт и снова стать её маленькой звёздочкой.

Ей не хватало родительской безусловной любви, но это не собачье дело Катерины.

Подпись автора